Яблоко и кинжал. Часть первая
Очерк о последних днях кнехтов
Когда Мартин неожиданно слег, я сразу понял, что это — начало конца. Тучи сгущались над путями кнехтов уже давно, мы чуяли беду, неотступно преследующую нас. Даже дожди не могли очистить воздух от запаха пепла. Пламя приближалось, а Фландрия не собиралась нас спасти.
По вечерам я сидел рядом с Мартином, заливающимся тяжелым кашлем, и пытался придумать, что нам теперь делать. Быть первым советником — значит принимать решения, когда лидер не в силах, и я старался: искал помощь, пытался найти лекарство, способное вылечить нашего предводителя. Но время шло, а Мартину становилось только хуже.
— Август, — однажды вечером тихо произнес он, очнувшись от забытья. В тусклом свете палаточного фонаря его изможденное лицо казалось еще бледнее. — Август… мне снится странный сон.
— Какой? — я подсел ближе, чтобы не упустить ни слова. — Фландрия?
— Нет, друг мой, — Мартин усмехнулся с отчетливой горечью. — Нет, не Фландрия. Другая, безымянная зеленая земля. Там много источников чистой воды, прямо из земли, представляешь?.. А еще… Это место пахнет яблоками.
— Яблоками?
О древесных плодах я слышал только от взрослых соратников, тех, кто застал мир до катастрофы, поэтому понятия не имел, откуда Мартин знал их запах.
— Откуда ты?..
— Не знаю, — Мартин слабо пожал плечами и прикрыл глаза. — В том месте так спокойно. Словно остров, укрытый от всех смут. Место вечного ликования. Как думаешь, мы отыщем его?
— Конечно! — я не хотел, но отчетливо видел, как в его глазах угасает свет.
Какое-то время Мартин молчал, скользя мутным от переутомления и болезни взглядом по аскетичному убранству походной палатки. Вокруг было так тихо, что казалось, что за брезентовыми стенами уже давно нет ничего. Словно весь мир вдруг исчез.
— Август, — Мартин вдруг резко вскинул голову и посмотрел прямо на меня. — Я чувствую, что скоро что-то случится. Предупреди остальных.
Мартин был прирожденным лидером с безупречной интуицией. Иногда казалось, что нечто незримое предостерегает его, бережет от бед. Но сейчас наш предводитель был так слаб, что я посчитал его внезапную тревогу ошибочной, списал ее на горячечный бред.
Позволил себе промедление, не предупредил дозорных, никому не сказал…
Утром, когда мы узнали о приближающейся беде, было уже слишком поздно. На кнехтов надвигалась орда Воронов, шакалов, расцвечивающих себя яркими красками, не способными изменить их суть. Этой орде, воющей чумной стае, предрешено было оборвать поход кнехтов. Нас ждал последний бой, и сияние Фландрии на горизонте наших снов померкло и растворилось во мгле.
У меня оставалась лишь одна, самая последняя надежда.
Продолжение следует…